Thursday, December 1, 2016

ПР-81. О доле архитектора: несколько замечаний к статье КБ "Стрелка"


Публикую свою последнюю колонку для Проект Россия, в которой разбираюсь со специализацией, интеграцией и ответственностью в свете программного текста от КБ "Стрелка".

Monday, July 11, 2016

ПР 80. Smartgeometry: место, где встречается практика и академия

Дэниел Дэвис. Источник
Заметка опубликована в ПР-80
Обзор Smartgeometry 2016 Дэниэла Дэвиса, WeWork
В начале апреля мне удалось посетить конференцию Smartgeometry – знаковое событие для энтузиастов цифровых технологий и вычислительных методов в архитектурном проектировании. Я уже посещал это мероприятие в 2011 году: и тогда, и в этот раз конференция проходила в Северной Европе.
Smartgeometry[1], по традиции, состояла из 4 дней воркшопов и 2 дней конференции. Принимающей стороной был Технический университет Чалмерса в Гетеборге. Я посетил лишь последние два дня, когда выступали различные докладчики и презентовались результаты воркшопов. 

Saturday, July 2, 2016

Про долю архитектора



Оригинал статьи - http://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/06/30/647378-urban-agenda-uvelichit-dolyu-arhitektora 

Осмелюсь отрывочно прокомментировать довольно интересный текст от Стрелки (немного перекликается с несколькими моими заметками в ПР "Действуя наощупь" и "Назад в настоящее").


Увеличение количества стадий - хорошо, концептуальной стадией все никак не обзаведемся. Правда, есть разработка материалов для обоснования ГПЗУ - наверное, ни у кого такого нет.


Да, про Сингапур знаем - опыт их "3D-кадастра" (по сути, ПЗЗ) надо изучать так же, как и стадийности RIBA или AIA. 

От себя я бы добавил, что предпроектные исследования тесно взаимодействуют с программированием проекта (которое сейчас у всех на слуху, но почему-то выпало из текста, оставшись в виде сухого ТЗ). И создание программы подчиняет исследования.


Странно, но выпала из трендов и такая совершенно новая форма контрактных отношений, как интегрированное выполнение проекта - вот только что на своей шкуре прочувствовал. Это радикальное явление. Хотя в статье есть на это намек, но очень слабый.


Без изменения доли ответственности за конечный продукт, наверное, трудно будет изменить и долю архитектора. А как  появится ответственность за результат (например, у инициатора проекта, оставим в покое архитектора), так и необходимое количество стадий и специализаций само образуется. 

Monday, April 18, 2016

ПР-79: Симуляция чертежа

Твит А. Бауска: How computer transformed the art of drawing #Progress #TechNerd #futurenow #omg #BIM #BigData #CloudComputing
Симуляция чертежа

Продолжу тему графики, которую я попытался нащупать в колонке ПР 76.
Рисунок, чертеж, схема – явления, не копирующие объект, а воспроизводящие его совершенно не-прямым, ре-презентационным способом.  Прямое копирование или лицемерная симуляция в архитектуре, как известно, считается плохим тоном. Впрочем, как и в спорте – симуляция невыносимой боли из-за легкого толчка в штрафной зоне заставляет футбольных болельщиков возмущенно свистеть и ненавидеть притворщика. Кстати, в любви симуляция женщиной некоторого состояния, может быть, наоборот – спасает от распада браки, удерживая мужчину рядом (по крайней мере, так говорят), но тоже не считается идеальным положением дел.
В это же время дигитальный мир в том или ином виде стремится воспроизвести реальность в максимальном разрешении. Самый острый и актуальный пример симуляции для архитектурной профессии – информационное моделирование зданий (BIM) с его амбициями включать в себя все больше участников и правдоподобно «симулировать» будущие состояния проектируемого объекта.
Вполне осязаема тенденция к переводу в 3D всех слоев здания – трехмерный вид в цифровом пространстве получают даже электрические кабели, не говоря об армировании. Такая вот максимальная мимикрия и виртуальность. В этих условиях традиции чертежного языка закономерно оказались неудобными: архитектурная проекция не совсем «честна», нетехнологична, содержит много условностей, ее трудно автоматизировать. Ведь чертеж плана – это не просто горизонтальное сечение объекта. Архитекторы хотят произвольных (с точки зрения разработчика ПО) изломов разреза, неожиданных изменений детализации и отображения на планах видимости объектов, их цветового кода. Часто эти фривольности нужны для повышения читаемости чертежа, нередко – для эстетизации схемы как индивидуального почерка архитектора.
Стандарты СПДС и ЕСКД регламентируют язык, упрощают взаимопонимание различных участников, но это программа «минимум», требующая актуализации.
Источник
Относительно недавно, с подачи моей знакомой Дарьи Ковалевой, открыл для себя книгу c красивой обложкой и драматичным названием The Death of Drawing: Architecture in the Age of Simulation, которую написал некий архитектор Дэвид Росс Шеер (David Ross Scheer). Примечательно, что выдающийся теоретик архитектуры Юхани Палласмаа отметил эту книгу как заметное событие «во времена повсеместной неопределенности и смятения в архитектурной теории, образовании и практике». Значит, книга стоящая. И если так, то почему же чертеж (в данном случае, это скорее чертеж, чем рисунок) умирает?
Смерть чертежа, по мнению автора книги, происходит в двух плоскостях: чертеж отмирает как ценный артефакт ремесленной культуры, и одновременно с этим в эпоху симуляции чертеж отмирает как аналитический способ отображения. Архитектурный план бывает слишком иносказателен и скрытен для массового потребителя – его ведь еще надо уметь читать!
Бесчертежность, которую, по сути, предлагает BIM, подразумевает отказ от создания отдельных, не связанных с главной моделью объекта документов. Плоская схема - автоматически и только при необходимости - вычисляется на базе модели и полностью с ней взаимосвязана. Умозрительная модель в только голове архитектора никому не нужна! Всем требуется машиночитаемая, виртуальная копия здания.
Перейдем теперь к противопоставлению симуляции и репрезентации[1], которое в своей книге рассматривает Дэвид Шеер как центральную оппозицию. Симуляция, в том числе и цифровая, пытается копировать, репрезентация как сознательное действие встает между оригиналом и отображаемым. Шеер в определенной степени лукавит, когда относит к симуляции/копированию современные BIM-практики создания виртуальной модели. В случае проектной деятельности, когда объекта еще нет, информационная модель, к примеру, в среде Revit является фактически репрезентацией, а не копией объекта. Но в целом он прав – если мы начинаем воспринимать какой-либо прототип как основную версию будущей реальности, любая модель перестает быть моделью-репрезентацией и постепенно скатывается в копию-симуляцию. Почему это плохо?
На мой взгляд, здесь уместно вспомнить дискуссию о роли модели в BIM, которая разворачивалась на страницах интернет-ресурса isicad.ru года четыре назад. Из этой дискуссии я вынес для себя главное: любая модель (необязательно трехмерная) должна иметь цель. Цель создать виртуальную копию здания, его симулякр – занятие в корне неверное, и с этим согласились все участники той дискуссии. Причина проста: виртуальная копия не эффективна, она не может выполнять множество задач одновременно так же, как автомобиль, созданный с учетом пожеланий всех автолюбителей.
Шеер считает, что репрезентация для архитектуры необходима, ее нужно развивать как естественный подход в проектном мышлении. Мне кажется, что репрезентационное восприятие свойственно в том числе влюбленному сознанию. В нашей голове создается неуловимый образ другого человека, там нет изъянов. Возможно, что и влюбленность в архитектурный проект строится на тех же принципах. Архитектору остается поймать правильный образ и влюбить в него остальных.
Вернемся к теме чертежа. Мне вспоминается картинка из одной социальной сети (автора, к сожалению, не запомнил) – скриншот плана с мебелью из очень популярной BIM-программы и ручной чертеж конца XIX века размещены рядом. Думаю, читатель может представить бросающуюся в глаза разницу. Внизу была примерно такая подпись: «Прогресс архитектурной графики». При этом, огромный слой функционала развитого архитектурного BIM-инструмента предназначен только для воспроизведения чертежной техники! Не это ли симуляция?
Книга The Death of Drawing: Architecture in the Age of Simulation натолкнула меня на следующую идею – может быть, в качестве эксперимента попробовать не симулировать традиционный чертеж компьютерными средствами? Может, имеет смысл создавать его руками, по-честному, и таким образом оградить его от высокотехнологичного водоворота машиночитаемой информации и обесценивания? Как мне кажется, именно так мы получим больше шансов и сохранять культурную ценность чертежа-схемы, и развивать его репрезентационные, коммуникативные способности через рефлексию и отстранение от компьютерной рутины. Да и в самой репрезентации чертежа есть какая-то притягательность – как вы думаете?




[1] О понятии репрезентации или репрезентационизме в данном контексте см. подробнее Рокмор Т. Кант о репрезентационизме и конструктивизме // Эпистемология и философия науки. - 2005. - № 1. Т. 3. - С. 35-46


Friday, March 25, 2016

ПР-78 Действуя наощупь

Заметка опубликована в журнале Проект Россия 78 и на сайте МАРШ

Действуя наощупь
Буду рассуждать с позиции архитектора и обращаться буду к архитектору. Начну издалека - с лирического отступления о техническом задании. Помните ли тот момент, когда вы работали без технического задания? Вам кажется, что вы получаете больше свободы, но в конце проекта вы говорите себе, что в последний раз соглашаетесь на подобную авантюру. Ситуация, когда нет сформулированного технического задания - программы проекта - довольно редка для архитектора. Обычно с него для архитектора начинается проект. Пример из жизни: недавно у меня был замечательный опыт работы на стороне девелопера. По-своему, это очень познавательная для молодого специалиста практика, которая дает, с одной стороны, ощущение (еще не умение) стратегического мышления, а с другой – чувство полной беспомощности перед масштабом проблем и задач.
Иногда можно созерцать увлекательную «цепную реакцию» неверных решений, которая берет свое начало как раз на этапе технического задания – момента, когда могут быть приняты в качестве констант чересчур произвольные параметры.  Благодаря такому «параметрическому» произволу и с легкой руки проектировщика, подкрепленной современными технологиями, кривая ошибки к концу проекта может расти в геометрической прогрессии, превращая его в убыточный (см. выступление Эльдара Урманчеева на Autodesk University, 2015 г.)
А теперь представьте, что вы проектируете без технического задания, которым можно прикрыться в ответственный момент, и вам самим требуется его составить, а иногда – определить и саму программу объекта. И здесь, помимо критического взгляда на содержание программы, разумно обратиться к пристальному изучению места будущего действия. Как мне кажется, именно техническое задание создает тот вакуум вокруг проектируемого объекта, когда архитектор с облегчением предается поиску идеальной формы. Конечно же, я утрирую.
Несмотря на то, что в Москве решения об изменении того или иного места в городе принимаются стремительно[1], и архитектору вроде бы некогда всерьез задумываться о целесообразности выбора места и программы интервенции, уже сейчас необходимо думать о самостоятельном суждении архитектора и его способностях трезвой оценки существующего положения. Сейчас анализ места во многом производится «наощупь».
В свою очередь, это наводит на размышления о том понимании города и тех инструментальных методах оценки контекста, которыми архитектор располагает на данный момент. Понимание города, его устройства и жизненных процессов – сложная задача, которую в одиночку не решишь. Часто такая задача оказывается далеко за пределами профессиональной деятельности. В каком-то виде решение можно найти в разнообразных практиках наблюдения (как в книге Яна Гейла «How to Study Public Life»), но все же тут не обойтись без тесного контакта с другими специалистами и городской администрацией. Одновременно с этим проглядывается серьезная проблема в области архитектурного образования.
Так получилось, что постсоветская архитектурная школа по инерции ставила во главу угла образ героического архитектора-художника, и, наверное, поэтому методичная и честная аналитическая работа чаще оказывалась в тени композиционного мышления – во всяком случае, в сознании студента архитектурного вуза.
Как мы понимаем, ландшафт архитектурного дискурса в России меняется – архитектором-художником быть недостаточно. Новая реальность требует обоснованных решений и риторики, построенной на аргументах, что ощущается с каждым днем все острее. Аргументация, которой оперируют на конкурсах или публичных слушаниях, все чаще строится на как бы объективных методах анализа, схемах или даже компьютерных симуляциях. Конкурс на Триумфальную площадь стал для меня импульсом для рассуждений на эту тему.
Разнообразие попыток конкурсантов отобразить сложные процессы вокруг памятника Маяковскому и отсутствие «общих оснований» в методах оценки происходящего привели меня в легкое замешательство. Любую схему со стрелочками трудно подвергнуть обстоятельной критике, так как неясно, какими исходными параметрами руководствовался автор, почему выбрана именно такая степень абстракции и т. д.
Что касается компьютерных симуляций, которые набирают популярность в отечественной практике, то я бы не стал проводить жесткую границу между ручными методами анализа и компьютерными инструментами. Последние зачастую являются следствием определенных аналитических техник и лишь автоматизируют рутинную работу[2].
Доступность компьютерного расчетного инструментария (особенно в области оценки климатического комфорта) и слабые познания предметном фундаменте таких инструментов приводят к плачевным результатам. По моему мнению, эту ситуацию можно экстраполировать и на зарубежную практику, но там все же работает серьезная система консультантов и специалистов. Существование таких консалтинговых организаций, как Space Syntax, которые выросли из научной среды, говорит о немного другом уровне.
Общая ситуация осложняется растущими как на дрожжах объемам сведений о городе. Потоки открытых геопространственных и спонтанных данных, в моем понимании, пока что не предоставляют архитектору спасительной ясности (исключение - результативные разработки Habidatum и Mathrioshka) в оценке мезо- и микромасштаба города. Возникает нечувствительность к бескрайним объемам информации и механистичность выводов.
Стоит напомнить, что все мы – заложники страшной спешки. Нехватка научного подхода и структурированной дискуссии в эпоху информационного шума – реальная проблема. Кстати, научной последовательности в аргументах не хватило сторонникам вычислительных методов в архитектурном проектировании, и генеративные алгоритмы лучше прижились у более обстоятельных и ответственных инженеров.
И все же нам нужны количественные показатели в оценке, которые могут дать методы анализа, – информационное общество требует цифр. В этом контексте архитектурная школа, как оплот исследования и метода, вместе с другими специальностями и наукой может способствовать консолидации и систематизации аналитических техник, которые могли бы пригодиться профессиональному сообществу. Иначе так и будем действовать «наощупь». Хотя, может, наощупь веселее.


[1] См. интервью А. Щукина «Хорошая улица как чистый воздух. Ее не замечают» в журнале «Эксперт» от 16 ноября 2015 г. http://expert.ru/expert/2015/46/horoshaya-ulitsa-kak-chistyij-vozduh-ee-ne-zamechayut/
[2] Например, см. Прикладные методы градостроительных исследований. Сосновский В. А., Русакова Н. С. 2006. Исключениями можно считать методы, основанные на технологиях обработки больших данных, эволюционных алгоритмах и т.п.